Неточные совпадения
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня жить несколько лет в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известии. Я теперь в Москве, прожив несколько лет в Сибири. Я могу служить примером, что
трудами и честностию состояние свое сделать можно. Сими средствами, с помощию
счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»
Софья. Зато и
счастье свое должен он был доставать
трудами.
— Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, — отвечал Левин, с
трудом удерживая улыбку
счастья, выступавшую невольно на его лице. «Да, — думал он, — вот это жизнь, вот это
счастье! Вместе, сказала она, давайте кататься вместе. Сказать ей теперь? Но ведь я оттого и боюсь сказать, что теперь я счастлив, счастлив хоть надеждой… А тогда?… Но надо же! надо, надо! Прочь слабость!»
Он не подумал, что она чутьем знала это и, готовясь к этому страшному
труду, не упрекала себя в минутах беззаботности и
счастия любви, которыми она пользовалась теперь, весело свивая свое будущее гнездо.
— Нет, я не враг. Я друг разделения
труда. Люди, которые делать ничего не могут, должны делать людей, а остальные — содействовать их просвещению и
счастью. Вот как я понимаю. Мешать два эти ремесла есть тьма охотников, я не из их числа.
Затем ему пришлось испытать
труд углекопа, матроса, слуги в трактире, а 22 лет он заболел воспалением легких и, выйдя из больницы, решил попытать
счастья в Лондоне.
И он промчался пред полками,
Могущ и радостен, как бой.
Он поле пожирал очами.
За ним вослед неслись толпой
Сии птенцы гнезда Петрова —
В пременах жребия земного,
В
трудах державства и войны
Его товарищи, сыны:
И Шереметев благородный,
И Брюс, и Боур, и Репнин,
И,
счастья баловень безродный,
Полудержавный властелин.
Она была счастлива — и вот причина ее экстаза, замеченного Татьяной Марковной и Райским. Она чувствовала, что сила ее действует пока еще только на внешнюю его жизнь, и надеялась, что, путем неусыпного
труда, жертв, она мало-помалу совершит чудо — и наградой ее будет
счастье женщины — быть любимой человеком, которого угадало ее сердце.
Между тем она, по страстной, нервной натуре своей, увлеклась его личностью, влюбилась в него самого, в его смелость, в самое это стремление к новому, лучшему — но не влюбилась в его учение, в его новые правды и новую жизнь, и осталась верна старым, прочным понятиям о жизни, о
счастье. Он звал к новому делу, к новому
труду, но нового дела и
труда, кроме раздачи запрещенных книг, она не видела.
Труд без знания бесплоден, наше
счастье невозможно без
счастья других. Просветимся — и обогатимся; будем счастливы — и будем братья и сестры, — это дело пойдет, — поживем, доживем.
Сколько было радости, сколько
счастья Вере Павловне; очень много
трудов и хлопот, были и огорчения.
«…Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования? А между тем наши страдания — почки, из которых разовьется их
счастие. Поймут ли они, отчего мы лентяи, ищем всяких наслаждений, пьем вино и прочее? Отчего руки не подымаются на большой
труд, отчего в минуту восторга не забываем тоски?.. Пусть же они остановятся с мыслью и с грустью перед камнями, под которыми мы уснем: мы заслужили их грусть!»
Счастье заключается в
труде на пользу других.
Собрав остатки последних сил, мы все тихонько пошли вперед. И вдруг действительно в самую критическую минуту с левой стороны показались кустарники. С величайшим
трудом я уговорил своих спутников пройти еще немного. Кустарники стали попадаться чаще вперемежку с одиночными деревьями. В 21/2 часа ночи мы остановились. Рожков и Ноздрин скоро развели огонь. Мы погрелись у него, немного отдохнули и затем принялись таскать дрова. К
счастью, поблизости оказалось много сухостоя, и потому в дровах не было недостатка.
И не может быть их там, где повержено в прах и нагло растоптано самодурами человеческое достоинство, свобода личности, вера в любовь и
счастье и святыня честного
труда.
Слабый ум мой не мог проникнуть непроницаемого, а в непосильном
труде терял одно за другим убеждения, которые для
счастья моей жизни я никогда бы не должен был сметь затрагивать.
Раз мне пришла мысль, что
счастье не зависит от внешних причин, а от нашего отношения к ним, что человек, привыкший переносить страдания, не может быть несчастлив, и, чтобы приучить себя к
труду, я, несмотря на страшную боль, держал по пяти минут в вытянутых руках лексиконы Татищева или уходил в чулан и веревкой стегал себя по голой спине так больно, что слезы невольно выступали на глазах.
К
счастию, эти варварские времена давно прошли, и с тех пор, как никто не мешает нам употреблять наши способности на личное и общественное благо, с тех пор, как из нас не выбивают податей и не ставят к нам экзекуций, мы стали усердно прилагать к земле наш
труд и нашу опытность, и земля возвращает нам за это сторицею.
Он очень хорошо знал, что в нем нет художника, нет того божьего огня, который заставляет работать неизвестно зачем и для чего, а потому только, что в этом
труде все
счастье и блаженство.
— Не знаю… вряд ли! Между людьми есть счастливцы и несчастливцы. Посмотрите вы в жизни: один и глуп, и бездарен, и ленив, а между тем ему плывет
счастье в руки, тогда как другой каждый ничтожный шаг к успеху, каждый кусок хлеба должен завоевывать самым усиленным
трудом: и я, кажется, принадлежу к последним. — Сказав это, Калинович взял себя за голову, облокотился на стол и снова задумался.
Хотя поток времени унес далеко счастливые дни моей юности, когда имел я
счастие быть вашим однокашником, и фортуна поставила вас, достойно возвыся, на слишком высокую, сравнительно со мной, ступень мирских почестей, но, питая полную уверенность в неизменность вашу во всех благородных чувствованиях и зная вашу полезную, доказанную многими опытами любовь к успехам русской литературы, беру на себя смелость представить на ваш образованный суд сочинение в повествовательном роде одного молодого человека, воспитанника Московского университета и моего преемника по службе, который желал бы поместить свой
труд в одном из петербургских периодических изданий.
Адуев достиг апогея своего
счастия. Ему нечего было более желать. Служба, журнальные
труды — все забыто, заброшено. Его уж обошли местом: он едва приметил это, и то потому, что напомнил дядя. Петр Иваныч советовал бросить пустяки, но Александр при слове «пустяки» пожимал плечами, с сожалением улыбался и молчал. Дядя, увидя бесполезность своих представлений, тоже пожал плечами, улыбнулся с сожалением и замолчал, промолвив только: «Как хочешь, это твое дело, только смотри презренного металла не проси».
А как счастлив бывал он в этой комнате некогда! он был не один: около него присутствовал тогда прекрасный призрак и осенял его днем за заботливым
трудом, ночью бодрствовал над его изголовьем. Там жили с ним тогда мечты, будущее было одето туманом, но не тяжелым, предвещающим ненастье, а утренним, скрывающим светлую зарю. За тем туманом таилось что-то, вероятно —
счастье… А теперь? не только его комната, для него опустел целый мир, и в нем самом холод, тоска…
— За ваш прекрасный и любовный
труд я при первом случае поставлю вам двенадцать! Должен вам признаться, что хотя я владею одинаково безукоризненно обоими языками, но так перевести «Лорелею», как вы, я бы все-таки не сумел бы. Тут надо иметь в сердце кровь поэта. У вас в переводе есть несколько слабых и неверно понятых мест, я все их осторожненько подчеркнул карандашиком, пометки мои легко можно снять резинкой. Ну, желаю вам
счастья и удачи, молодой поэт. Стихи ваши очень хороши.
Ты смеешь умствовать, когда век заблуждаться
Высокого ума есть в мире сём удел,
К
трудам родимся мы, а в неге наслаждаться
Есть —
счастия предел.
Старухе стоило больших
трудов успокоить невестку и уговорить, чтобы она не доводила дело до Гордея Евстратыча, который, на
счастье, не был в эту ночь дома.
И какой отрадный и благодарный
труд представляется ему — «действовать на этот простой, восприимчивый, неиспорченный класс народа, избавить его от бедности, дать довольство, передать им образование, которым, по
счастью, я пользуюсь, исправить их пороки, порожденные невежеством и суеверием, развить их нравственность, заставить полюбить добро…
Это был единственный человек, который был к нему привязан, и разве, кроме того, не было бы благодарною, достойною задачей дать
счастье, приют и покой этому умному, гордому и замученному
трудом существу?
Куда завлек меня порыв досады!
С таким
трудом устроенное
счастьеЯ, может быть, навеки погубил.
Что сделал я, безумец...
— Труженики! Позвольте мне сказать вам несколько слов… от сердца… Я счастлив с вами! Мне хорошо среди вас… Это потому, что вы — люди
труда, люди, чье право на
счастье не подлежит сомнению, хотя и не признается… В здоровой, облагораживающей душу среде вашей, честные люди, так хорошо, свободно дышится одинокому, отравленному жизнью человеку…
И, как видишь,
счастье человека обусловлено его отношением к своему
труду…
Если женщина дает вам
счастье, создает ваше благополучие, то неужто она не участвует таким образом в вашем
труде и не имеет права на ваш заработок?
— Поверьте вы мне-с, — продолжала она милым, но в то же время несколько наставническим тоном, — я знаю по собственному опыту, что единственное
счастье человека на земле — это
труд и трудиться; а вы, князь, извините меня, ничего не делаете…
Припомним, что в ту пору не было ни эмансипации, ни вольного
труда, ни вольной продажи вина, и вообще ничего такого, что поселяет в человеческой совести разлад и зарождает в человеке печальные думы о коловратности
счастия.
Моя богиня беззаботного
счастия валится с своего пьедестала, на ее место становится грубый идол
труда и промышленности, которому имя бюджет.
Маша. Когда берешь
счастье урывочками, по кусочкам, потом его теряешь, как я, то мало-помалу грубеешь, становишься злющей… (Указывает себе на грудь.) Вот тут у меня кипит… (Глядя на брата Андрея, который провозит колясочку.) Вот Андрей наш, братец… Все надежды пропали. Тысячи народа поднимали колокол, потрачено было много
труда и денег, а он вдруг упал и разбился. Вдруг, ни с того ни с сего. Так и Андрей…
Honestus rumor alterum patrimonium est — говорит мудрая латинская пословица, то есть: хорошая репутация заменяет наследство; а потому более всего желаю тебе, чтобы в твоем лице и мы и все, кто тебя встретит в жизни, видели повторение добродетелей твоей высокопочтенной бабушки, твоего честного отца, душа которого теперь присутствует здесь с нами (Софья Карловна заморгала глазами и заплакала), твоей матери, взлелеявшей и воспитавшей своими неусыпными
трудами и тебя и сестер твоих, из которых одной я обязан всем моим
счастьем!
В пустой и бесцельной толчее, которую мы все называем жизнью, есть только одно истинное, безотносительное
счастье: удовлетворение работника, когда он, погруженный в свой
труд, забывает все мелочи жизни и потом, окончив его, может сказать себе с гордостью: да, сегодня я создал благое.
Тихая, уединенная жизнь в нашей деревенской глуши, с возможностью делать добро людям, которым так легко делать добро, к которому они не привыкли; потом
труд, —
труд, который, кажется, что приносит пользу; потом отдых, природа, книга, музыка, любовь к близкому человеку, — вот мое
счастье, выше которого я не мечтал.
И точно, я была счастлива; но меня мучило то, что
счастие это не стоило мне никакого
труда, никакой жертвы, когда силы
труда и жертвы томили меня.
Правду сказать, я до сего
счастия с великим
трудом достигаю, особливо в нынешнее время: как я ни хвалю их в глаза, как я ни стараюсь услуживать им, но все не клеится».
Я очень ясно понял, в чем дело, и полагая, что не его, а дочь должен отдарить за
труды, им понесенные, рассудил подарить Анисье Ивановне золотой перстень, который маменька, очень любя, носила во всю жизнь до самой кончины, и на нем был искусно изображен поющий петух. Полагая, что такой подарок будет приличен, сказал, право, без всякого дурного намерения:"мое главное желание устроить ее
счастье (разумея перстнем), и если мое
счастье такое…"
С самого раннего детства Вера не знала, что такое ложь: она привыкла к правде, она дышит ею, а потому и в поэзии одна правда кажется ей естественной; она тотчас, без
труда и напряжения, узнает её, как знакомое лицо… великое преимущество и
счастие!
«Да понимаешь ли ты это
счастие: иметь на старости свой угол, свой собственный дом, купленный на деньги, нажитые собственными
трудами? да нет, ты этого никогда не поймешь!..
Отцы и деды прежде накопили,
А он, своим умом и
счастьем, много
К отцовскому наследию прибавил,
И умер в ранних летах; не судил
Ему Господь плоды
трудов увидеть.
Бывало, я искал могучею душой
Забот,
трудов, глубоких ощущений,
В страданиях мой пробуждался гений
И весело боролся я с судьбой;
И был я горд, и силен, и свободен,
На жизнь глядел, как на игрушку я,
И в злобе был я благороден,
И жалость не смешна казалася моя,
Но час пришел — и я упал, — ничтожный,
Безумец, безоружен против мук и зла;
Добро, как
счастие, мне стало невозможно.
И месть, как жизнь, мне тяжела…
Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия,
трудов и вдохновенья,
Где льётся дней моих невидимый поток
На лоне
счастья и забвенья.
Я твой: я променял порочный двор цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.
Они верили в эти каракули,
Выводимые с тяжким
трудом,
И от
счастья и радости плакали,
Как в засуху над первым дождём.
Европеец восхваляет перед китайцем преимущество машинного производства: «Оно освобождает человека от
труда», — говорит европеец. «Освобождение от
труда было бы великим бедствием, — отвечает китаец. — Без
труда не может быть
счастья».
Понятно поэтому, что поэзия любви не кончается у Толстого на том, на чем обычно кончают ее певцы любви. Где для большинства умирает красота и начинается скука, проза, суровый и темный
труд жизни, — как раз там у Толстого растет и усиливается светлый трепет жизни и
счастья, сияние своеобразной, мало кому доступной красоты.